— Ты не меня ждешь?
Словно подброшенная пружиной, девушка вскакивает, разворачивается. Громадные испуганные глазищи, всхлип… Маленькая фигурка начинает оседать, безвольно падает. Еле-еле успеваю подхватить, зашипев от боли в боку. Обморок. Офигеть. Черт, я же в гриме! А ее наверняка никто не предупредил. И что делать?
Следующие десять минут шепотом матерюсь, стараясь привести в чувство билет в партизанский край. Кое-как сняв грим с лица и ладоней больничной рубахой, растираю виски и маленькие ушки, легонько похлопываю по нежным упругим щечкам. Ну наконец-то! Глубокий вдох, глазки открываются.
— Живой я, девочка, живой. Это краска такая, для маскировки. Не вздумай опять в обморок хлопнуться, ты же боец Реджистанса!
— Боже мой…
— Я Сержант. Ты меня должна встретить?
— Да. Откуда ты взялся? Какой ужас! Зомби долбанный!
— Еще раз говорю ― живой. На руку…
М-да. Руку лучше не надо. Синюшная белизна и черные ногти в лунном свете смотрятся инфернально.
— Э-э-э, лицо потрогай. Теплое?
— Да. А что это?
— Грим. Везли в оригинальной компании, надо было выглядеть неотличимо от других пассажиров.
— Боже мой…
— Все, проехали. Есть где поблизости вода ― смыть краску?
— Только у лагеря.
— Тогда хватит валяться, подъем, проводница.
Рывком ставлю девчушку на ноги. Вес реально бараний — килограмм пятьдесят, не больше. Кто детей в партизаны берет? Или сами туда сбегают?
— Звать тебя как, девочка?
— Меня зовут Натали, и я не девочка, а разведчик Реджистанса.
— Я заметил. Веди, Натали.
Узкая тропинка переходит в старую зарастающую просеку.
— Пробежимся?
— Мне говорили, что ты ранен, Сержант?
— Тогда не спеша пробежимся, Ната. Куда?
Бег по ночной дороге ― это что-то нереальное. Такое ощущение, что паришь над землей, обостренное сознание успевает схватывать мельчайшие детали, ноги, кажется, сами находят путь. Рана немного горит, омываемая гуляющей в организме кровью, ветерок освежает молодое, крепкое, полное сил тело. Понимаю ночных хищников. Так, а как моя проводница? М-да, тренироваться надо.
— Передохнем?
Кивнув, девушка валится на траву. Тяжело дыша, высказывается:
— Раненый… За таким раненым… Угнаться невозможно… Лось длинноногий… Еще и белый, покойник оживший.
— Какой есть. Наташенька, расскажи мне про отряд.
— Что рассказывать?
— Все и коротко. Где расположен, кто командир, какое вооружение? Должен же я знать, с кем за свободу бороться буду?
Оказывается, отрядом в полном смысле слова эту группу назвать нельзя. Оставшиеся со времен России склады, не найденные оккупантами и превращенные в лагерь подготовки бойцов. Это еще и база снабжения ― есть оружие (опять же с тех времен) для боевых действий, военная форма. Из постоянного состава человек двадцать, командир ― настоящий российский офицер, сбежал из плена (ничего себе!), у него три помощника. Обращение друг к другу в лагере — «соратник».
— Спасибо, соратница. Далеко еще нам?
— Далековато. Сейчас по просеке, миль через семь остановка, ждем рассвета, потом по лесу тропами.
— Разве нет прямой дороги на склады?
— Была грунтовка, но ее оползнями снесло во многих местах. Мы пойдем прямо, а она еще и петляла сильно ― горы.
— Хорошо. Отдохнула? Побежали полегоньку.
Снова движемся в лунном свете, пересекая полосы теплого и прохладного воздуха, вдыхая ароматы зелени, под громкий треск цикад. Рассказанное мне понравилось. Вырисовывается следующая картина ― оставшееся с момента оккупации глубокое подполье получило в свое время координаты труднодоступных мест с расположенными там схронами. Кто-то постоянно ищет и набирает добровольцев, создан тренировочный лагерь, имеется склад вооружения, найдены люди с реальным боевым опытом. Правда, как они планируют выступить против мощи владеющей миром Империи? Скорее всего, это только краешек сети Сопротивления, опутавшей весь захваченный мир. Ирландцы, курды, баски, повстанцы Африки, горцы ― свободолюбивого народа хватает, а вечных империй не бывает.
— Сержант, не гони так!
— Извини, Ната, задумался. Давай передохнем.
— Ты как железный. Я считаюсь в отряде отличной бегуньей, но за тобой…
— У меня было очень много тренировок, Натали.
— А кем ты был раньше, Сержант?
— Это грустная, тяжелая и секретная история, соратница. Могу сказать только, что с врагами боролся.
— Был разведчиком?
— Это тоже.
— А откуда у тебя такое прозвище?
— Мне его дали друзья. Они все погибли.
— Ой!
— Отдохнула?
— Да. Последний переход по просеке, и ждем рассвет.
В свете сереющего утра девочка с любопытством меня рассматривает. Сколько ей? Лет восемнадцать, максимум ― девятнадцать. Худенькая, стройные, привыкшие к спорту ножки, миленькое личико, длинные темные волосы. Одета, как я ― легкие брюки, кроссовки, рубашка с коротким рукавом навыпуск.
— Тебе точно надо хорошо умыться ― на лице еще осталась краска, про губы я вообще молчу.
— Ты на руки посмотри.
— Боже! Какой ужас!
— Представляешь, если бы там на поляне я взял тебя за плечо?
— Я бы умерла со страху. Сержант, я вообще смелая, змей не боюсь, но мертвецов…
Натали вздрагивает.
— Ничего не могу с собой поделать. Ты еще и подкрался бесшумно. Как ты там вообще оказался?
— Машина быстрее доехала, соратница, поэтому сидел, ждал в зарослях. А что, до меня ты таких замаскированных не встречала?
— Нет. Обычно люди одеваются как туристы или бойскауты. Правда, сейчас этот маршрут закрыт ― кого-то ловят. Говорят, что много жалоб отдыхающих, поэтому, наверное, скоро снова все станет, как прежде.