Без права на жизнь - Страница 27

— Отожрался на шнырёвских порциях, пашешь, как заведенный, да нас, дохляков, гоняешь. Правда, Солдат?

— Нет. Тех Сеант хооши.

— Во-во, шнырёвский подхалим. Знает народ, как ты сладости теховские под подушкой точишь.

Солдат заливается так, что роняет мешок. Ему вторят Рэд и Фокс ― парни Кэпа. Отсмеявшись, я наклоняюсь к очередному мешку и вспоминаю…

* * *

— Здоровья честной шнырёвской компании!

Тщательно вытерев ноги о чистое полотенце, «случайно» оказавшееся на пути (Крыс за столом морщится), увешанный мешками с добром, подхожу к мужикам.

Дядька лет под шестьдесят во главе, Черп, Ложка, официант от бандюковских столиков, Крыс, двое смутно знакомых.

— Новеньких принимаем, старшина?

— Старшины у законников, у нас все равны. Скидывай вещи, где стоишь, да подсаживайся к столу. Пообедаем, поговорим…

— О делах наших скорбных и трудах тяжких, уважаемый? А руки перед едой помыть можно?

Дядька одобрительно кивает, Ложка встаёт, ведёт показывать. Хорошо шныри устроились. В том же ангаре, где кабинет Кента, вход с другой стороны. Пол ровно застелен картоном, десятка полтора топчанов, стулья у длинного стола под одинокой лампой, вдоль стены объёмные самодельные шкафчики. На стене самодельный же рукомойник из знакомой десятипинтовой бутыли с обрезанным донышком и гвоздем-клапаном. Под рукомойником ведро, на полке бутылочка с жидким мылом, ряд стаканчиков с зубными щетками и тюбики с пастой. Под полкой натянут шпагат, висят разноцветные полотенца. Мда, приятно, всё обустроено.

— Мне свое сразу повесить или после «прописки»?

Подающий полотенце Ложка улыбается:

— Ты знаешь о прописке? Ну, Боров, а ведь обещал молчать!

— Боров и молчал. Я сам, как увидел полотенце у входа, понял. Да, потом постираю, со своими вещами.

Возвращаемся за стол. У всех «цивильные» тарелки и ложки, мне поставлено знакомое ведерко с одноразовой. Молча возвращаюсь к своим вещам, достаю чашки, тарелки, ложечки. Оставляю пару тарелок, чашку с ложкой, остальное отодвигаю Черпу:

— Не по чину шнырю из такого есть. А это в общий котёл.

Черп берёт тарелки, смотрит на Плотника (а кто ещё может сидеть во главе стола?). Дядька одобрительно крякает, протягивает мне металлическую столовую ложку:

— Не кашлять, шнырь!

— Плотник, а прописка? — это Крыс.

— Крыс, покойники не прописываются. Их в шныри Кент назначает.

После реплики народ дружно смеется. Продолжаю:

— Я бы мог доставить тебе удовольствие в вопросы поиграться. Но, во-первых, ответы на них знаю, во-вторых, думаю, что у каждого за столом ещё очень много дел, а обед стынет.

Плотник кивает:

— Толково сказал. Какой будешь в делах ― увидим. Но Боров с Черпом тебя хвалят. Ложка, разливай.

Мда, в этом мире так по-благородному ещё не ел. Что-то типа борща, макароны с мясной подливкой, хлеб, моя любимая сладкая горчица. Когда, подмигнув, Черп достал двухпинтовку сидра, я закрыл свою чашку ладонью:

— Не в обиду, но я сидр не очень.

— Ты что, серьезно?

— А куришь?

— Насчет сидра ― серьезно. И не курю. Поэтому отдаю всё в общий котел.

— Да, Зомбак, тебе цены нет. Только погоняло у тебя не очень, не шнырёвское. Ну, да ладно, законникам виднее. А мы: я ― Плотник, мастер по дереву. Столы, шкафы, нары — всё мое. Все деревяшки мне тащат. Черп, Ложка, Уголь, Бак и Кыш ― наша кухня. Помогать им ― общая обязанность. Крыс у нас за теха. Лампы меняет, на учетнике работает (ага, это так сканер они называют), в устройствах разбирается. На нас всех уборка в бараке законников утром, потом загрузка продуктов для кухни. И что Кент или старшины свои скажут, всё делаем. Ты под кем ходишь?

— Под Боровом, Плотник.

— Силен Боров. Под Ломом только Крыс.

— Зажрался ваш Боров, всё под себя гребет.

— Крыс, помолчи. Об этом не тебе судить.

— Плотник, а где ты дерево берёшь, я как-то не находил почти?

— Это сейчас проблема — редко выбрасывают. А так, раньше, когда дома в городах обновляли, выбрасывали. Уголь вон им плиту даже топил. Кто же знал, что кончится?

— Есть одно место: там рама из хорошего бруса строительными мешками завалена.

— Точно? Слушай, завтра тебе Кент работу будет подбирать, попроси у него разрешения сходить. Он хорошо оценит, не сомневайся.

— Ясно. А сегодня мне что делать?

— Вещи свои разложи, Кыш тебе тюфяк выдаст с подушкой, укрыться чем выбери. Можешь вещи постирать ― там у нас ведра, смесь моечная, веревка для сушки. Обживайся, ты теперь в нашей семье.

— Понял, спасибо. А к другу своему могу сходить, тут рядом, в барак?

— В любой барак можешь ходить свободно. Ты шнырь, старшины уже об этом объявили. Но за территорию на свалку нам ходить запрещено. Туда только с законниками. И я всегда должен знать, где ты. Да, едим мы всегда тут и позже всех, когда кухня наша приходит. Я бы по времени сказал, но часы одни, у Кента, ты не посмотришь. А он когда сам, когда через охранника своего доводит. Да и привыкли мы к распорядку, сами всё знаем.

— Часов у него уже двое. Он мои забрал.

— Порожняк гонишь.

— Крыс, забьемся, что не гонит?

— На что?

— Сидра две пинты.

— Забиваюсь. Откуда у дохляка рабочие часы, Черп?

— У него и спроси. Мне Кент их лично показывал. Работают, и устройство интересное приспособлено. Нюхач у Зомбака в нычке нашел.

— Я у Нюхача спрошу.

— Конечно. И сидром заодно разживись.

Крыс злобно покосился. «Окрысился» — всплыло в голове. Каламбур, однако.

— Спасибо за угощение, уважаемые. Так вкусно ещё никогда здесь не ел.