Без права на жизнь - Страница 17

— Рисковал ты, братишка. Могли и забить.

— Но я же норму сделал.

— А без разницы. Рот открыл ― получи. Тебе повезло, что им интересно стало. Ну, добро, завтра наверняка пойдёте дорогу делать. Там полегче.

Засыпая, подумал: «В нашей бригаде никого из команды Кэпа нет. О событиях знают. Точно, разведка поставлена».

Отсыпка дороги шла как отдых. Пара надзирающих уродов с комфортом расположились на пластиковых стульях со стаканчиком и парой кубиков (игра в кости тут есть), контейнера со строительными отходами подкатывали не часто. Длинная пластиковая рейка служила шаблоном ширины, я обломками кирпича выкладывал правый бордюр, ещё один мужичок ― левый, остальные засыпали получающийся путь ровным слоем мусора. Главная забота ― чтобы ветерок не сдувал пыль на бандюков, да вовремя переносить их стулья. После обеда занимались практически тем же — ровняли колеи от мощных колес на уже отсыпанной до нас дороге.

Вечером приятно удивил Хот ― протянул двухпинтовку мутной жидкости:

— Иди с братишкой умойся.

— Благодарю, Хот. Очень признателен.

— Добро. Все, первый круг пройден, завтра по-новой.

Вечером потянуло поговорить. Присматривая за сохнущими носками и проветривающимися кроссовками (на ночь всё опять надевать, береженого Бог бережет), общаюсь с Хотом.

— А почему Борова не видно?

— Он в другой смене, дружище. Половина гоняет нас, другая ― следующих. Да, с Боровом тебе с братишкой было бы полегче.

— Он что, такой хороший?

— Трудно так сразу ответить. Скажет Кент ― убьет любого и не поморщится. Но сам по себе в мучительстве удовольствия не видит. Пока ты за слова отвечаешь… нет, не уважает, а… за человека считает. Правила у него есть свои, вот. И по этим правилам он живет. Да и спокойный. В хорошем настроении может добро сделать, просто так, как человек. На пари любит забиваться, ну, это все они любят. Выигрывает часто ― у него и курева, и журналов, всякого хватает.

— А я слышал, как Боров про себя сказал: «При пере». Что это значит?

— При пере? Да, поднялся Боров. При пере ― это значит, что он в старшинах стал ходить. К Кенту может по делу сразу подойти, над другими власть имеет. Интересно, кого он подсидел? Ты уверен, дружище?

— Да. И в руке у него нож видел.

— А когда дело было?

— Дней десять назад. Когда Шило хотел нас в карьер отправить.

— Ага, понятно. Добро, обуваемся и спать, вон братишка твой уже второй сон видит.

Укомплектованы бригады, нас стало меньше. Не знаю, сколько человек уже забили бандюки, но догадываюсь, кто может стать следующим. Вон мужик с язвами на ногах, еле ходит, вот с опухшей после глубокого пореза правой рукой, эти двое, выискивающие любую возможность, чтобы лишний раз передохнуть. Как мы с Солдатом? Не всё в порядке. На последнем издыхании носки (а что стоило взять запасные?), порвались в клочья правые резиновые перчатки (поделил запасную пару, вывернув левую), протираются матерчатые. Рукав рубашки напарника держится на честном слове, мой синий халат лишился последней пуговицы и одной полы. Но мы работаем, обходимся без порезов, травм и опасного внимания надсмотрщиков. Похоже, я втянулся. Ноют мышцы, хочется есть и отдохнуть, но нет надломленности и слабости. В этот раз хмурый надсмотрщик указал места по сортировке мусора нам рядом, что-то буркнув под нос. На всякий случай отвечаю:

— Благодарю, законник.

Так, прошло нормально. Работаем. Сделав тринадцать контейнеров, я рискнул помочь другу ― у него было десять. На обед шли, почти разобрав по четырнадцать.

— Ну, и как тут наш вежливый зомбачок? Кисляй не обижает?

Доходит до меня с трудом: напротив стоит ухмыляющийся Боров. Взгляд назад ― у меня последний, Солдату ещё два. Кисляй? А, кличка хмурого.

— Здоровья, законник Боров. Всё нормально, благодарю. Позвольте, я закончу свою норму и помогу корешу.

— Давай, давай. Слыхал, как ты за кореша подписывался, путём. Мне ничего не нашел?

Лезу в карман, достаю мятую пачку.

— Сигареты не очень хорошие, законник Боров, сыроваты, поломаны.

— Мля, зомбачок, не гони. Всё путём. Давай, ныряй, доделывай, а я постою, чтобы тебя не обижали.

Странно, но сил вроде как чуток прибавилось. Когда добивали последний контейнер Солдата (хорошо ― никто не спешит ещё пару добавлять), скучающий Боров оживился.

— Срисуй, Зомбак, что бывает с борзыми, которые за базар не отвечают и без мозгов на пари подписываются.

Оп-па. А в ангар, подпихивая дубинками, вводят нашего знакомого. И место ему уже подготовлено ― контейнер на боку, пустые коробки ждут. С явным удовольствием, с презрительной и довольной ухмылкой на лице ждёт и Боров. Шило затравленно озирался, пытался упираться, что-то говорил. Не помогало.

— Канай, дохлятина, сортировка ждёт.

Вот процессия уже рядом.

— Кент! Ставлю жизнь!

— А поможет?

Кент, оказывается, уже стоит рядом с Боровом.

— Чем долг отдашь, Шило? Ты же пустой, — это Боров.

— Крутнусь, найду!

— Ну, и на кого ты ставишь?

— На него!

Черт. Палец ублюдка показывает на Солдата. Тварь уродская! Заслоняю друга спиной. Кент бесстрастно наблюдает.

— Обзовись, дохлятина, — это один из приведших Шило бандюков.

— Зомбак! Я Зомбак, законник.

Шило кривится, хочет что-то сказать.

— Что, Шило, очкуешь?

— Нет, похер, любого урою!

Кент снисходительно кивает, смотрит на меня.

— Кто ставит на Зомбака?

Секунды тишины.

— Я ставлю. И подписываюсь.

Боров.

— Мля, риск — благородное дело. И я ставлю, — это хмурый Кисляй.